Биография
Бёрк выступал за более терпимое отношение к английским колониям в Америке и настаивал на отмене правительством Акта о гербовом сборе , предусматривавшего налогообложение колоний и вызывавшего большое недовольство у колонистов. Он критиковал английское правление в Ирландии , особенно за дискриминацию католиков . Бёрк был против попыток Георга III усилить королевскую власть и доказывал необходимость создания политических партий, которые могли бы отстаивать свои ясные и твёрдые принципы.
В течение многих лет Бёрк выступал за реформирование управления колониальной Индией , которая в то время находилась под контролем Ост-Индской компании . В 1785 году он добился отстранения от управления компанией самого талантливого и успешного из всех британских наместников Индии, Уоррена Гастингса . У Берка с Гастингсом вышел идеологический спор, не потерявший актуальности и в наши дни: Берк настаивал на неукоснительном воплощении в Индии британских законов как основанных на естественном праве , присущем всем людям без исключения, а Гастингс парировал тем, что западные представления о праве и законности вообще неприменимы на Востоке.
Разразившаяся в 1789 году Французская революция положила конец долгой дружбе Бёрка с вождём английских либералов, Чарльзом Фоксом . Как и многие другие борцы за свободу личности, Фокс приветствовал события во Франции , в то время как Бёрк воспринял их крайне негативно, считал их ужасной демонстрацией власти толпы и подверг резкой критике. В книге «Размышления о Французской революции », опубликованной в 1790 году и положившей начало неоконченной до сих пор дискусии, Бёрк показал свою убеждённость в том, что свобода может быть только в рамках закона и порядка и что реформы должны осуществляться эволюционным, а не революционным путём. В итоге взгляды Бёрка возобладали и убедили большинство вигов поддержать решение правительства консерваторов (тори) Уильяма Питта Младшего вступить в войну с Францией. Этот труд вошёл в историю общественной мысли как классическое изложение принципов консервативной идеологии.
Политические взгляды
Политические взгляды Бёрка наиболее последовательно отразились в его памфлетах против Великой французской революции . Бёрк первым подверг идеологию французских революционеров систематической и безжалостной критике. Корень зла он видел в пренебрежении традициями и ценностями, унаследованными от предков, в том, что революция бездумно уничтожает духовные ресурсы общества и накопившееся столетиями культурно-идеологическое наследие. Радикализму французских революционеров он противопоставлял неписаную британскую конституцию и её основные ценности: заботу о политической преемственности и естественном развитии, уважение к практической традиции и конкретным правам вместо абстрактной идеи закона, умозрительных построений и основанных на них нововведениях. Бёрк полагал, что общество должно принять за должное существование иерархической системы среди людей, что ввиду несовершенства любых человеческих ухищрений искусственное перераспределение собственности может обернуться для общества катастрофой.
Сочинения
Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного
Его юношеская работа о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного , вышедшая в 1756 году , но написанная гораздо раньше, может быть, уже в 19-летнем возрасте, приковала внимание Лессинга и Гердера и обрела важное место в истории эстетических теорий . Уже благодаря своей основной идее она содействовала общему перелому, происходившему в эстетической сфере Англии и Германии. Это был путь от жестких норм прежнего художественного вкуса к более живому и одухотворенному искусству. Бёрк полагал, что для открытия эстетических законов следует исходить не из самих произведений искусства, а из душевных побуждений человека.
Публикации на русском языке
- Философское исследование о происхождении наших идей возвышенного и прекрасного . М.: Искусство, 1979 (История эстетики в памятниках и документах)
- Размышления о революции во Франции. London: Overseas Publications Interchange Ltd, 1992 (то же: М.: Рудомино, 1993)
- Залог успеха - не наличие, а отсутствие таланта… . Ранние эссе // Вопросы литературы. 2008. № 1.
Литература
- М. В. Белов, А. И. Витальева. Эдмунд Бёрк - ранний идеолог Британской империи. - Диалог со временем. Альманах интеллектуальной истории, 34, 2011,
Знаменитый мыслитель и публицист, политический деятель второй половины XVIII в., Эдмунд Берк (1729-1797) был, наверное, одной из самых неординарных исторических фигур своего времени. Выходец с кельтских окраин Великобритании, сын небогатого ирландского адвоката, этот человек в течение тридцати с лишним лет был одним из руководителей парламентской оппозиции официальному режиму английского короля Георга III; к его мнению по многим вопросам внутренней и внешней политики страны прислушивались такие виднейшие государственные деятели Англии того времени, как У.Питт-младший и Ч.Дж.Фокс. Кроме того, Берк традиционно считается одним из классиков политической мысли XVIII столетия, родоначальником ряда философских и политических концепций, имеющих большое значение с точки зрения формирования идеологии консерватизма. Традиционализм Э. Бёрка
Английский парламентарий и публицист Эдмунд Бёрк выступал с осуждением Французской революции. Увидевший в этой революции угрозу для Англии. Его книга “Размышления о французской революции” (1790 г.) приобрела широкую известность. Идеями Бёрка восхищались де Местр и де Бональд.
Бёрк стремился опровергнуть метод и учение идеологов и деятелей Французской революции. Их метод, писал он, априорен, основан на индивидуальном разуме и оперирует упрощенными построениями. Этим обусловлена ошибочность основных положений теории французских революционеров.
Бёрк оспаривал теорию общественного договора тем доводом, что человек никогда не находился вне общества, а всегда, от рождения, был связан с другими людьми и обществом рядом взаимных обязанностей. Столь же неверна, по мнению Бёрка, и теория народного верховенства. Народ - это сумма лиц, которая не может составить единую личность, действующую как одно лицо. Искусственной фикцией является воля большинства, лежащая в основе ряда теоретических построений о власти и законе. Абстрактные представления о свободе ведут к анархии, а через нее - к тирании. На самом деле человек не свободен от наличного общества и общественных связей. Бёрк утверждал, что народный суверенитет - это “самая фальшивая, безнравственная, злонамеренная доктрина, которая когда-либо проповедовалась народу”. На фикциях, по Бёрку, основана и теория прав человека. Человек не может от рождения приобрести посредством какого-то договора право на долю народного верховенства. Кроме того, предполагаемое равенство людей - тоже фикция. Бёрк резко критиковал Декларацию прав человека и гражданина, провозгласившую равенство всех людей перед законом. Люди не равны, и это признается обществом, в котором неизбежно социальное и политическое неравенство. Права человека, рассуждал Бёрк, надо выводить не из представлений об абстрактном человеке, а из реально существующего общества и государства.
Априорным теориям Локка и Руссо Бёрк противопоставляет исторический опыт веков и народов, разуму - традицию. Общественный порядок, рассуждал Бёрк, складывается в результате медленного исторического развития, воплощающего общий разум народов. Бёрк часто ссылается на бога, создателя мироздания, общества, государства. Всякий общественный порядок возникает в результате долгой исторической работы, утверждающей стабильность, традиции, обычаи, предрассудки. Все это - ценнейшее наследие предков, которое необходимо бережно хранить. Даже и предрассудки не надо разрушать, а стремиться найти содержащуюся в них истину. Сила действительной конституции - в давности, в традициях. Право есть произведение народной жизни.
Коль скоро государство, общество, право не изобретены человеком, а создаются в результате длительной эволюции, они не могут быть перестроены по воле людей. “Парижские философы, - считал Бёрк, - в высшей степени безразличны по отношению к тем чувствам и обычаям, на которых основывается мир нравственности... В своих опытах они рассматривают людей как мышей”. “Честный реформатор не может рассматривать свою страну как всего лишь чистый лист, на котором он может писать все, что ему заблагорассудится”. Французская революция тем и отличается от “Славной революции” 1688 г. в Англии, что французы стремятся все построить заново, тогда как революция в Англии, как полагал Бёрк, была совершена для сохранения древних законов, свобод, конституции, основанной на традициях. Бёрк решительно осуждал всякие новшества, в том числе и в государственном строе Англии, сложившемся в течение веков. Само учение о государстве и праве должно стать наукой, изучающей исторический опыт, законы и практику, а не схемой априорных доказательств и фикций, какой является учение идеологов революции.
Бёрк, как и реакционные идеологи, противопоставлял рационалистическим идеям Просвещения традиционализм и историзм, убеждение в неодолимости хода истории, не зависящего от человека. В применении к истории права это противопоставление получило развитие в учении исторической школы права.
Общественно-политическая теория Берка
Система социально-политических взглядов Берка определялась христианским мировоззрением. Жизнь Вселенной, считал он, подчинена единому, вечному и универсальному закону, установленному свыше и действующему как в природе, так и в обществе. В своих действиях люди обязаны учитывать этот объективный “ход вещей”, хотя в социальных отношениях нет столь жесткой взаимозависимости между причиной и следствием, как в естественной среде. История человечества развивается в соответствии с объективными закономерностями, но одновременно она представляет собой и результат деятельности людей, эффективность которой зависит от того, насколько им оказалась доступна мудрость царящей во Вселенной божественной гармонии.
Человеческий разум, полагал Берк, не способен полностью постичь установленные свыше закономерности жизни общества, однако, наблюдая за повседневным "ходом вещей", воплотившим в себе мудрость Провидения, люди могут получить некоторое представление о мировой гармонии (например, в экономике она проявляется в действии объективных законов рынка). Впрочем и такое познание доступно не для отдельного индивида, а лишь для коллективного разума нации, поколение за поколением накапливающего бесценные крупицы божественной мудрости, которая находит отражение в нравах, обычаях и традициях.
Рассматривая каждое государство как наследственное достояние всех поколений его граждан, Берк подчеркивал необходимость уважать историческую преемственность в политике и отрицал возможность оценивать социальные институты с точки зрения их разумности, как это делали многие философы Просвещения. Критикуя рационалистический подход, согласно которому, наличие внутренних противоречий в объекте исследования свидетельствует о его нежизнеспособности, Берк доказывал, что, согласно объективным законам мироздания, противоречия в обществе столь же неизбежны, как и в природе. Отвергал он и теорию общественного договора Руссо, предполагавшую возможность создания общества и государства посредством целенаправленного акта.
Не отрицая возможности реформировать в случае необходимости исторически сложившиеся институты, Берк полагал, что такое преобразование должно носить частичный и чисто прагматический характер, являясь средством улучшения, а не разрушения (например, Славная революция 1688). Французскую революцию он осуждал как попытку разрушить устоявшийся социальный порядок и заменить его чисто умозрительной, а потому нежизнеспособной схемой общественных отношений, разработанной философами просвещения.
С осуждением Французской революции и идей Просвещения выступал английский парламентарий и публицист ирландец Эдмунд Бёрк (1729-1797).
В 1790 г. Бёрк опубликовал книгу "Размышления о революции во Франции", содержащую полемику с ораторами двух дворянских клубов в Лондоне, разделявших идеи Просвещения и одобрявших события во Франции. Изданная в относительно спокойный период французской революции, когда казалось, что страна твердо встала на путь конституционного строительства, эта книга поначалу не пользовалась успехом. По мере развития событий во Франции, подтвердивших худшие опасения и предсказания Бёрка, стремительно возрастала популярность его сочинения. Книга была переведена на французский и на немецкий языки и вызвала много откликов, из которых наиболее известно сочинение Т. Пейна "Права человека" (см.гл.15).
Бёрк порицал Национальное собрание Франции не только из-за некомпетентности его состава (оно, писал Бёрк, состоит из провинциальных адвокатов, стряпчих, муниципальных чиновников, врачей, деревенских кюре), но и еще более за стремление отменить во Франции сразу весь старый порядок и "одним махом создать новую конституцию для огромного королевства и каждой его части" на основе метафизических теорий и абстрактных идеалов, выдуманных "литературными политиками (или политическими литераторами)", как Бёрк называл философов Просвещения. "Было ли абсолютно необходимо опрокидывать все здание, начиная с фундамента, и выметать все обломки, чтобы на той же почве воздвигнуть новую экспериментальную постройку по абстрактному, теоретическому проекту?", - спрашивал Бёрк.
Он утверждал, что совершенствование государственного строя всегда должно осуществляться с учетом вековых обычаев, нравов, традиций, исторически сложившихся законов страны. Задача сильных политических умов - "сохранять и одновременно реформировать". Однако французские революционеры склонны в полчаса разрушить то, что создавалось веками. "Слишком сильно ненавидя пороки, они слишком мало любят людей". Поэтому лидеры революции, делал вывод Бёрк, стремятся разбить все вдребезги, смотрят на Францию как на завоеванную страну, в которой они, будучи завоевателями, проводят самую жестокую политику, презирая население и рассматривая народ лишь в качестве объекта своих опытов. "Парижские философы, - отмечал Бёрк, - в высшей степени безразличны по отношению к тем чувствам и обычаям, на которых основывается мир нравственности... В своих опытах они рассматривают людей как мышей". "Честный реформатор не может рассматривать свою страну как всего лишь чистый лист, на котором он может писать все, что ему заблагорассудится".
"Их свобода - это тирания,- писал Бёрк о французских революционерах; - их знание - высокомерное невежество, их гуманность - дикость и грубость".
Особенные возражения Бёрка вызывали дискуссия о правах человека и само понятие "права человека": "Права, о которых толкуют теоретики, - это крайность; в той мере, в какой они метафизи-ски правильны, они фальшивы с точки зрения политики и морали". Бёрк утверждал, что права людей - это преимущества, к которым люди стремятся. Их нельзя определить априорно и абстрактно, поскольку такие преимущества всегда зависят от конкретных условий разных стран и народов, от исторически сложившихся традиций, даже от компромиссов между добром и злом, которые должен искать и находить политический разум. К тому же реально существующие права людей включают как свободу, так и ее ограничения (для обеспечения прав других людей). "Но поскольку представления о свободе и ограничениях меняются в зависимости от времени и обстоятельств, - писал Бёрк, - возможно бесконечное количество модификаций, которые нельзя подчинить постоянному закону, то есть нет ничего более бессмысленного, чем обсуждение этого предмета".
Мысль Бёрка сводилась к тому, что и права человека, и государственный строй складываются исторически, в течение долгого времени, проверяются и подтверждаются опытом, практикой, получают опору в традициях. Кроме того, Бёрк не был сторонником идеи всеобщего равенства людей, лежащей в основе теории прав человека: "Те, кто покушаются на ранги, никогда не обретают равенства, - утверждал Бёрк. - Во всех обществах, состоящих из разных категорий граждан, одна должна доминировать. Уравнители только искажают естественный порядок вещей..."
Книга Бёрка стала одним из первых произведений консервативного историзма и традиционализма, противостоявшего рационализму и легисломании революционных политиков-идеалистов. Бёрк утверждал, что право каждой страны складывается в результате длительного исторического процесса. Он ссылался на конституцию Англии, которая создавалась несколько веков; по его мнению, "Славная революция" 1688 г. лишь закрепила государственный строй Англии, права и свободы англичан, существовавшие задолго до этой революции: "В период Революции мы хотели и осуществили наше желание сохранить все, чем мы обладали как наследством наших предков. Опираясь на это наследство, мы приняли все меры предосторожности, чтобы не привить растению какой-нибудь черенок, чуждый его природе. Все сделанные до сих пор преобразования производились на основе предыдущего опыта..."
Основой государственного строя Англии, свобод и привилегий ее народа Бёрк называл идею наследования. Со времен Великой хартии вольностей (1215 г.) идея наследования обеспечивала принцип сохранения и передачи свобод от поколения к поколению, но не исключала принципа усовершенствования. В результате сохранилось все ценное, что приобреталось. "Преимущества, которые получает государство, следуя этим правилам, оказываются схваченными цепко и навсегда". Поэтому, писал Бёрк, "наша конституция сохранила наследственную династию, наследственное пэрство. У нас есть палата общин и народ, унаследовавший свои привилегии и свободы от долгой линии предков".
Опорой конституции служат обычаи, религия, нравы, даже предрассудки, содержащие мудрость предков: "Предрассудки полезны, - подчеркивал Бёрк, - в них сконцентрированы вечные истины и добро, они помогают колеблющемуся принять решение, делают человеческие добродетели привычкой, а не рядом не связанных между собой поступков".
Защищая традиции и осуждая нововведения, Бёрк оправдывал и те сохранявшиеся в Англии средневековые пережитки, которые подвергались особенной критике со стороны английских радикалов и либералов. Таковы идеи пэрства, рангов, политического и правового неравенства. Основой английской цивилизации Бёрк называл "дух рыцарства и религию. Дворянство и духовенство сохраняли их даже в смутные времена, а государство, опираясь на них, крепло и развивалось".
"Благодаря нашему упрямому сопротивлению нововведениям и присущей национальному характеру холодности и медлительности, мы до сих пор продолжаем традиции наших праотцов, - писал Бёрк. - ...Руссо не обратил нас в свою веру; мы не стали учениками Вольтера; Гельвеций не способствовал нашему развитию. Атеисты не стали нашими пастырями; безумцы - законодателями... Нас еще не выпотрошили и, подобно музейным чучелам, не набили соломой, тряпками и злобными и грязными бумагами о правах человека".
Априорным теориям просветителей и революционеров Бёрк противопоставлял исторический опыт веков и народов, разуму - традицию. Общественный порядок, рассуждал Бёрк, складывается в результате медленного исторического развития, воплощающего общий разум народов. Бёрк ссылается на бога - создателя мироздания, общества, государства. Всякий общественный порядок возникает в результате долгой исторической работы, утверждающей стабильность, традиции, обычаи, предрассудки. Все это - ценнейшее наследие предков, которое необходимо бережно хранить. Сила действительной конституции - в давности, в традициях. Само учение о государстве и праве должно стать наукой, изучающей исторический опыт, законы и практику, а не схемой априорных доказательств и фикций, какой является учение идеологов революции.
Бёрк, как и реакционные идеологи, противопоставлял рационалистическим идеям Просвещения традиционализм и историзм, убеждение в неодолимости хода истории, не зависящего от человека. В применении к истории права это противопоставление получило развитие в учении исторической школы права.
11-07-2005
Маргарет Тэтчер об Эдмунде Бёрке
:
И, как всегда
, он был прав”
“Бёрк человек, которого обе партии в Англии считают образцом английского государственного деятеля
”
(New York DailyTribune, № 4597, 12 января 1856 г.)
Каковы требования, которым должен был бы удовлетворять образцовый Политик, т.е. государственный, политический, общественный Лидер? Какими чертами – в идеале! должен обладать Политик?
Идеал, конечно, недостижим в реальной жизни, но весьма важен как эталон, с позиций которого только и возможны ответственные суждения о действиях властей в конкретной политической ситуации, особенно о действиях её Лидера.
Я полагаю, что таким “образцовым государственным мужем является Эдмунд Бёрк, английский парламентарий, который широко известен на Западе, но – таков парадокс! – именно как Политик почти совершенно незнаком российской аудитории. Главный политический труд Бёрка – “Размышления о Французской революции” (1790) – несчетное число раз выходил в странах Запада и ни разу (целиком) – в России. Перевод на русский язык этого сочинения, изданный в Лондоне в 1992 г., грешит заметным количеством смысловых и языковых неточностей.
Между тем, по моему убеждению, Бёрк стоит первым в ряду государственных деятелей и политических мыслителей Запада нового времени. Бёрк занимает это место по тому же праву, по которому Шекспир занимает первое место среди художников слова. Их гениальность вполне сопоставима. Проблемы ими поставленные и ответы, полученные от них, – это на все времена. Маргарет Тэтчер приводит одно из суждений Бёрка со следующим комментарием: “И, как всегда, он был прав” .
Мировая культура в определенной мере обязана Бёрку еще и явлением Достоевского как художника всемирно-исторической значимости. Политическая концепция, предвидение и борьба с будущей революцией в России, определившие эмоциональный пафос гениальных романов Достоевского, обозначились в творчестве писателя с середины 60-х гг. Х1Х в., когда он познакомился с “Размышлениями” Эдмунда Бёрка. Эта книга стала для русского писателя мощным катализатором зреющих в его душе идей.
Эдмунд Бёрк (1729-1797), ирландец по происхождению, – выходец из незнатной и небогатой семьи. Член Палаты общин, он никогда не занимал высоких официальных правительственных постов. Карьере его, как свидетельствуют биографы, мешала некоторая, свойственная ирландцам, экзальтированность, отсутствие того хладнокровия, которое традиционно среди англичан его круга. Но как Политик он пользовался таким громадным авторитетом и влиянием среди вигов, что, по существу, стал их неформальным лидером.
Бёрк – человек энциклопедической образованности. Его знания не ограничивались сферой общественных наук: историей, философией, политикой, юриспруденцией. Бёрк предвосхитил экономическую теорию Адама Смита, занимался историей языков, оставил труды в области эстетики. Он увлекался естественными науками, а также и различными ремеслами. И все эти знания “не были у него отрывочны, как у обыкновенных государственных людей, но силою гения, оживляющего самый скучный предмет, были слиты в одно целое”, пишет о Бёрке английский историк Г.Т. Бокль в работе “История цивилизации в Англии” .
Ипполит Тэн в статье, опубликованной в январе 1862 г. в журнале братьев Достоевских “Время”, отмечает, что Бёрк обладал “таким многосторонним образованием, что его сравнивали с лордом Бэконом. Но преимущественно он отличался от других быстротою соображения. . . ; он быстро схватывал общие выводы и видел наперед недоступное другим направление происшествий и самый тайный смысл вещей”. “Такое политическое ясновидение, (которое Бёрк проявил в “Размышлениях о Французской революции” – К.Р.) поистине равняется гениальности”. Тэн особо подчеркивает, что Бёрк “вышел в люди единственно при помощи своих трудов и достоинств, без малейшего пятна на совести… Он искал опоры для человечества в правилах нравственности… Повсюду он является защитником принципа и карателем порока, употребляя на это всю силу своего знания, высокого ума и великолепного слога, с неутомимым жаром рыцаря и моралиста”. Понятно, почему Ф.М. Достоевский, отобравший эту статью для своего журнала, обратился к главному труду Бёрка.
До эпохи Великой Французской революции Бёрк выступал как сторонник прогрессивных реформ: Берк защищал американских колонистов в их борьбе против притеснений метрополии; настойчиво требовал отмены торговли рабами; обличал английскую колониальную политику в Индии. Характерен следующий отрывок из его выступления против руководителей Ост- Индской компании, погрязших в коррупции: “Эта порода пошлых политиканов настоящие подонки рода человеческого. Правительственная работа вырождается в их руках в самое низменное механическое ремесло. Добродетель не в их нравах. Они выходят из себя от всякого поступка, продиктованного только совестью и честью. Широкие, либеральные, дальновидные взгляды на интересы государства они считают романтикой, а соответствующие этим взглядам принципы – бредом расстроенного воображения. Расчеты калькуляторов лишают их способности мыслить. Насмешки шутов и фигляров заставляют их стыдиться всего великого и возвышенного. Убожество в целях и средствах представляется им здравомыслием и трезвостью”. С тем же отвращением и презрением Бёрк, человек безупречной нравственности, относился и к “бойким политикам макиавеллиевского толка” (с.72).
Выступления Бёрка той поры привлекли восторженное внимание Радищева. Русский революционер в своем “Путешествии из Петербурга в Москву ставит Бёрка на первое место среди современных ему крупнейших ораторов, блистательных наследников Демосфена и Цицерона”. “Бурк (т.е. Эдмунд Бёрк. –К.Р.), Фокс (Чарльз Фокс – формальный лидер вигов, считавший себя учеником Бёрка - К.Р.), Мирабо и другие”, – выстраивает этот ряд Радищев.
Друг Бенджамина Франклина и Томаса Пейна, идеолога Американской революции, Бёрк как неформальный Лидер вигов стоял во главе английской либеральной оппозиции того времени. Он был последовательным сторонником реформ, на основе разумных компромиссов с правительственной властью, которую возглавлял король Георг Ш.
Тем более непостижимой и неожиданной оказалась для соратников Бёрка его реакция на революцию во Франции. Уже в феврале 1790 г., всего через несколько месяцев после взятия Бастилии (14 июля 1789 г.), Бёрк выступил в парламенте с горячечным, безудержным, бескомпромиссным осуждением революционных событий во Франции. И сделал ошеломляющее для слушателей заявление, что, --(далее цитирую официальный отчет об этом заседании. – К.Р.), --“до последнего дыхания он будет противостоять и оказывать сопротивление всем нововведениям в государственном устройстве нашей счастливой страны, в какой бы форме и кем бы они ни выдвигались, и он будет стремиться передать ее потомству столь же чистой и прекрасной, какой он ее нашел”. Таким могло быть суждение самого крайнего из английских консерваторов любой эпохи.
Столь, по видимости, крутой отход Бёрка от его прежних убеждений оппозиционера и реформатора был настолько неожиданным, что в среде его друзей и сторонников возникло даже предположение: не сошел ли он с ума в прямом смысле этого слова. Бёрк остался в полной духовной изоляции. Тем не менее, он развивает и уточняет свои взгляды, которые и нашли выражение в его знаменитой книге “Размышления о Французской революции”. Она вышла 30 ноября 1790 г., была немедленно переведена на немецкий и французский языки и с тех пор многократно переиздается на Западе.
Необычен жанр этого сочинения. Избранная Бёрком форма – частное письмо некоему молодому французу – позволила автору свободней и полнее донести до читателя не только свои мысли по поводу событий во Франции, но и то острейшее эмоциональное потрясение, которое он испытал: ведь борьба с Французской революцией сделалась с той поры главнейшим делом всей его жизни.
Эта книга поначалу почти любому читателю покажется столь же трудной для восприятия, как подростку – первое знакомство с “Войной и миром” Толстого. Наряду с глубинным анализом отдельных проблем, который доступен лишь профессионалу в конкретной области знания, читатель встречает на страницах “Размышлений” рассыпанные, словно драгоценные слитки, предвидения в самых разных сферах и наблюдения над человеческой природой. Часто они не связаны между собой, а иногда и с контекстом. Каждый читатель в состоянии выхватить лишь то, что ему близко на данном этапе его жизни, как это происходит с нами при соприкосновении с любым подлинным шедевром в самых разных областях искусства . В шедевре искусства всегда заключена некая бездонная тайна. Книга Бёрка, как это ни парадоксально, в этом аспекте вполне встраивается в ряд подобных шедевров. Конор Круз О’Брайен, лучший знаток творчества Бёрка, справедливо замечает: книгу “трудно пересказывать или систематизировать. Её нужно читать как единое целое, как уникальное политическое художественное произведение”.
В самой резкой форме, безапелляционно, осудил Бёрк Французскую революцию. И выступил как раз в то время, когда не только его соратники по партии вигов, но почти вся Англия радостно восприняла события во Франции: ведь эта страна, по своему государственному устройству, – конституционная монархия, по видимости начала сближаться с английской системой. Тем более, что весь 1790-ый год был относительно самым спокойным в истории Французской революции. Повсеместно создавалось впечатление, что революция уже триумфально завершилась. Оставалось лишь пожинать ее благоухающие, великолепные плоды. Потому таким шоковым диссонансом прозвучал пророческий анализ этого события в “Размышлениях”. Авторы шквала обрушившихся на Бёрка памфлетов (более 60-и за два года) неистово клеймили его как предателя, перебежчика в стан реакционной королевской клики.
Книгу восторженно приняли французские аристократы. Её немедленно и чрезвычайно высоко оценила российская императрица. Как сообщил в кодированной депеше английский посол в России Фолкенер, Екатерина 11 “выразила в самых восторженных выражениях чрезвычайное восхищение недавней книгой мистера Бёрка и величайшее отвращение к Французской революции”.
Какие же черты Бёрка - Политика проявились в эту кризисную ситуацию – период Великой французской революции? Прежде всего способность предвидения . В “Размышлениях”, уже в 1790 году, Бёрк точно предсказал все дальнейшие этапы революции во Франции: казнь короля и королевы, террор (все эти события произойдут в 1793-1794 гг), появление на исторической сцене генерала, которого будет обожать армия и который станет единовластным диктатором страны (это случится 18 брюмера 1799 г.). По мере осуществления этих предсказаний Бёрк приобретает все большую популярность. Его даже стали называть “оракулом политической мудрости”.
Век Х1Х дал веские основания Достоевскому разглядеть в “Размышлениях” очертания будущей революции в России. Век ХХ позволил по-новому оценить дар предвидения Эдмунда Бёрка. В 1992 г. вышла в свет лучшая из до сих пор изданных биографий Эдмунда Бёрка как государственного деятеля и политического мыслителя. Её автор, Конор Круз О’Брайен, весьма обоснованно показал, что “Размышления” содержат предсказание тоталитарных режимов, столь характерных для ХХ века. Найдутся среди предвидений Бёрка и такие, которые относятся уже и к нынешнему веку, да и, наверное, ко всем последующим. Такого рода предвидения мы приведем позднее.
Предвидение , наверное, – главная черта подлинного государственного, политического или общественного деятеля. “Gouverner c’est prévoir” (“Править – это предвидеть”), – говорила Екатерина 11. Предвидение – не пророчество, имеющее своим единственным источником нечто метафизическое, Божественную субстанцию. Предсказание поддается анализу. В отличие от пророчества, оно более доступно для понимания. Мне представляется, что предвидения Политика имеют своим источником его интуицию , эрудицию и профессионализм.
Интуиция , присущая Политику, – это дар, явление столь же редкое, как и дар художника, музыканта и т.п. В тесной связке с эрудицией и профессионализмом интуиция позволяет Политику предвидеть будущее и находить решения спонтанно, с компьютерной скоростью. Они словно бы являются сами собой, а не в результате сверхдлительных расчетов всего множества вариантов, вытекающих из сложнейшего клубка государственных и общественных проблем. Ведь просчитать их логически абсолютно невозможно.
Эрудиция в дополнение к интуиции, широкий кругозор позволяют Политику заботиться не только о благе своей страны, но и – в идеале представлять интересы всего человечества. Столь глобальное видение явление весьма редкое на практике.
Профессионализм и личный опыт действующего Политика позволяют принимать решения, исходя из живой реальности, а не только из теорий, которые вполне могут оказаться со временем некими умозрительными химерами.
Фундамент, на который опирается Политик в своих прозрениях и решениях, – это нравственность как осознание глубочайшей личной ответственности перед своей семьей, своей страной и всем человечеством.
Несомненно, что Бёрк в полной мере обладает этими высокими качествами. Рассмотрим, как они проявляются в его предвидениях и рекомендуемых им действиях.
Интуиция , как мне представляется, позволила Бёрку постичь реальную природу человека на том же головокружительно высоком уровне, что и Шекспиру, и Достоевскому.
В период, который вошел в историю как эпоха Просвещения, общепринятой была идея, что природа человека в сущности своей прекрасна, и лишь внешние условия, среда калечат людей. Бёрк в “Размышлениях” вероятно первым яростно и страстно выступил против этой концепции в сфере социально-политической. Автор представил эту идею как “теоретическую”, “умозрительную”, “арифметическую”, как грубое упрощение реальных жизненных явлений. Он убежден: “Природа человека чрезвычайно причудлива (с.134), и “в глубинной своей сути она не поддается изменениям”(с.163). Политик, соответствующий своему назначению, обязан руководствоваться этим положением. По мысли Бёрка, выстраивать государственную и общественную жизнь на основе “теории”, без учёта конкретных жизненных обстоятельств, характера и чаяний людей, означает прямой путь к катастрофе. Именно такой подход лежит в основе его анализа событий во Франции.
Сторонники революции жонглируют понятиями свобода”, “демократия”, “права человека”. По мысли Бёрка, это все “имена”, “метафизические абстракции”. Бёрк останавливается на понятии “свобода” : нельзя “выступить с порицанием или похвалою чему-либо, связанному с человеческими поступками или человеческими устремлениями, исходя только из одного-единственного объекта для рассмотрения, взятого в отрыве от всех его связей, в неприкрытой наготе и оторванности, свойственной метафизической абстракции. Обстоятельства... в действительности сообщают каждому политическому принципу свой отличительный оттенок и особое воздействие”. Бёрк убежден, именно конкретные обстоятельства “ делают любую гражданскую или политическую программу благодетельной или пагубной для человечества” (с.68). Разве от того, что абстрактная свобода почитается одним из благословений человечества, должен я всерьез поздравлять сумасшедшего”, который бежал из лечебницы, “с тем, что он может наслаждаться светом и свободой? – задает вопрос Берк. – Должен ли я поздравлять разбойника и убийцу, вырвавшегося из тюрьмы, с восстановлением его естественных прав?” (с.69).
И далее Бёрк перечисляет те конкретные обстоятельства , которые следует рассмотреть прежде, чем “поздравлять Францию по случаю новообретенной свободы”. Их перечень впечатляет. Бёрк считает необходимым выявить “как сия свобода сочетается с правлением, с влиянием общества, с повиновением и дисциплиною в армии, со сбором и справедливым распределением государственного дохода, с моралью и религией, с устойчивостью собственности, с миром и порядком, с гражданскими и общественными нравами” (с.68). Профессиональный анализ этих “обстоятельств”, и составляет содержание книги. А вот и вывод о подлинном смысле понятия “свобода”: “Что есть свобода без мудрости и добродетели? Это величайшее из возможных зол; без направляющего или сдерживающего начала она оборачивается легкомыслием, пороком и безумием” (с. 355). Такое определение понятия свобода ” достойно того, чтобы стать классическим. Демагогическое, безответственное использование подобных “метафизических абстракций” как пустых “высокопарных”, красивых слов” представляет, по Бёрку, серьезнейшую опасность для страны.
В “Размышлениях” Бёрк постоянно ссылается на уникальный, не виданный еще в истории человечества, характер Французской революции. Она самое поразительное, что до сих пор происходило в мире” (с.71). Это “самая важная из всех революций, которые, вероятно, возьмут начало с этого дня, ибо это революция в мыслях, нравах, морали. Разрушено не только все, что мы почитали в окружающем нас мире, но и сделана попытка разрушить все почитаемые принципы нашего внутреннего мира. Человек вынужден чуть ли не просить прощения за то, что в нем живы естественные человеческие чувства” (с.156).
Во Франции предпринята попытка на основании “теории” взрастить “нового” человека, построить общество на неслыханных доселе началах. Два важнейшие “теоретические новшества” выделяет Бёрк:
1 уничтожение религии, проповедь атеизма;
2 – преследование и конфискация собственности по сословиям.
Проповедь атеизма, уничтожение религии – главная, по Бёрку, особенность Французской революции ХУШ века, источник разрушительного ее влияния на будущее человечества. Бёрк убежден, что религия есть “первый из наших предрассудков, и вовсе не только не лишенный разумного основания, но заключающий в себе глубочайшую мудрость” (с.169). Религия превращает добродетель в привычку. Благодаря религии, полагает Бёрк, чувство долга становится частью натуры человека. “Мы знаем, а что еще лучше, мы ощущаем внутренне, что религия есть основа гражданского общества, источник всех благ и покоя” (с.167).
Бёрк уверен, что отказ от религии, атеизм, приведет к тому, что на ее месте утвердится “какое-либо грубое, унизительное и вредное религиозное суеверие” (с. 168). Утрачивается природное чувство добра и зла, которое ощущается людьми через совесть и укрепляется религией. “Если допустить вероломство и убийство ради общественного блага, то общественное благо вскоре становится предлогом, а вероломство и убийство – целью, пока жадность, злоба, месть и страх, более ужасный чем месть, не насытят их (К.Р. – сторонников “новой идеологии) фантастических аппетитов. Таковы должны быть следствия утраты... всякого естественного чувства добра и зла” (с.158) Бёрку видятся “в рощах их академии, в конце каждой аллеи, лишь виселицы” (с. 163).
Преследования и конфискация собственности по сословиям – еще одно “новшество”, которое вводится в революционной Франции. Бёрк пишет: “Не вполне справедливо карать людей за проступки их предков, но принимать принадлежность к определенному званию за некое коллективное наследие, за основание для наказания людей, не имевших никакого отношения к провинности, кроме наименования их сословия, – это уже усовершенствование правосудия, принадлежащее всецело философии нашего века” (с.225).
Преследования по сословиям и конфискация собственности (пока еще только у духовенства и бежавших из страны аристократов) со временем, пророчески замечает Бёрк, может коснуться любого слоя населения и любого собственника. Подточено право собственности . Она может быть отдана на разграбление толпе. Здесь важен пример, начало. Каким же даром предвидения нужно обладать, чтобы разглядеть явления, едва только наметившиеся во времена Бёрка и получившие свое полное воплощение и развитие лишь в ХХ веке, начиная с Октября 1917 г. !
Профессионализм и эрудиция Бёрка, глубина постижения им природы человека , проявляются и в том, как он рассматривает состав Национального собрания Франции и его деятельность за год с небольшим со времени взятия Бастилии. Прежде всего Бёрка интересует, что за люди пришли к власти в этой стране. Он изучает списки депутатов, группу за группой, выявляет психологию, интересы, взаимоотношения между группами, возможности этих людей в плане их соответствия полученным властным полномочиям. Бёрк видит среди них несколько ярких и достойных личностей, но в политике они “несмышлёныши”. С грустью констатирует Бёрк, что “те несколько особ, прежде занимавших высокое положение и поныне славящихся высоким духом” дали “обмануть себя красивыми словами”, не понимают происходящее и “даже своими добродетелями служат гибели своей страны”(с.293). Основной же состав Национального собрания это мелкие стряпчие–поверенные, а также лекари, сельские кюре – люди, занимавшие ранее низшие ступени общественной лестницы. Их жажда самоутверждения, убогость кругозора, отсутствие не то что опыта, но даже и представления о государственной деятельности, предопределят, по мысли Бёрка, последующий крах всех революционных лозунгов и обещаний (см. с. 108-120). Это – “собрание лиц”, которое незаконно, воспользовавшись обстоятельствами, захватило власть в государстве” (с.254) . Французские “политики не знают своего ремесла” (с.247). В деяниях французских законодателей проявляется исключительно “метафизика недоучившегося студента или же математика акцизного чиновника”, а это весьма “слабые средства” для законотворчества (с.282). Эти “политики” демонстрируют “плодовитое тупоумие” (337). “Те, кто знает, какова добродетельная свобода, не могут снести того, как ее позорят бестолковые головы, твердящие высокопарные слова”, заключает Бёрк (с.355).
Автора занимают непосредственные и отдаленные последствия тех конкретных деяний, которые предпринимают сии “бестолковые головы” в важнейших для жизнедеятельности страны сферах: законодательстве (с.263-296), исполнительной власти (с.296-305), судебной системе (с.305-310), армии (310-332), финансах (332-354). Следует в высшей степени профессиональный анализ каждой из этих сфер, обильно дополняемый данными из областей смежных, а также из истории, особенно античной. Очередной раз задействована поистине энциклопедическая эрудиция Бёрка.
Приведем пример, как в результате такого пристального профессионального анализа рождается одно из самых знаменитых предвидений Бёрка. Политик рассматривает положение дел в армии. Он черпает сведения, что называется, из первых рук, из Обращения к Национальному собранию военного министра страны Тур дю Пэна в июне 1790 г. Министр разворачивает впечатляющую картину “беспорядков и смуты” среди военных. Рушится воинская дисциплина, “офицерам угрожают, их унижают и изгоняют, а некоторые из них даже становятся пленниками собственных войск… И чтобы до краев наполнить сию чашу ужасов, комендантам гарнизонов перерезают горло на глазах подчиненных им солдат, чуть ли не их же оружием”. Возникают “чудовищные демократические сборища”, самозванные комитеты” из низших чинов, которые диктуют свою волю офицерам. Армия превращается в “орган обсуждения”, “начинает действовать согласно собственным решениям” и становится угрозой национальной безопасности (с. 312-314). Таков вывод военного министра.
Бёрк комментирует его сообщение и утверждает, что подобная ситуация есть “крайность, одна из самых страшных, которую только и может испытывать государство” (с.315). По мысли Бёрка, при таком состоянии армии следовало бы ожидать гражданских и военных судов, расформирования отдельных частей, казни каждого десятого и всех тяжких мер, которые диктуются в подобных случаях необходимостью”. Что же предпринимает Национальное собрание? Оно, видите ли, умножает виды присяги, разнообразит их тексты и, наконец, “применяет средство, самое поразительное изо всех, приходивших в голову людям”: воинским корпусам в нескольких муниципалитетах предписывается объединяться с клубами имуниципальными обществами, дабы сообща проводили праздники и участвовали в гражданских развлечениях”! Такая вот развеселая дисциплина” (с.316). Берк оценивает подобные меры властей как “фантастические причуды несовершеннолетних политиков” (с.318). И далее: “Если солдаты раз замешаются в муниципальные клубы, клики, союзы, то, увлекшись выборами, они потянутся к самой низкой и отчаянной партии… Здесь неминуемо прольется кровь” (с.320). Бёрк вскрывает причины разложения армии в их сложнейших взаимосплетениях и на этой основе делает свое предсказание: в конце концов к власти придет популярный генерал, “обладающий характером истинного командира… Армии будут повиноваться его личному авторитету”. В ту минуту, когда это случится, он и станет единовластным хозяином страны (с.323).
Подобным образом рождаются все предсказания Бёрка результат его гениальной интуиции, энциклопедической эрудиции, высочайшего профессионализма и глобального видения. Бёрк убежден: “мы имеем здесь дело с великим кризисом, касающимся не только одной Франции, но всей Европы, а может быть, и мира” (с.71). И все это Бёрк вещает в 1790-ом году, еще столь благополучном для Франции!
А что же он предлагает делать в ответ на вызов, угрожающий стабильности, самому существованию европейской цивилизации? В “Размышлениях” Бёрк рисует зловещую картину надвигающейся катастрофы, предупреждает о чудовищной опасности. Возможные ответные действия лишь намечены, как, к примеру, в том отрывке, где речь идет о мятежах в армии и беспощадности к их участникам, вплоть до расстрела каждого десятого! К расправе беспощадной, не знающей никакой жалости, никакого снисхождения, зовет Бёрк в работах, написанных после Размышлений”, на протяжении 1791-97 гг. С трибуны парламента, в посланиях на имя правителей и политических деятелей он выступает с призывом организовать крестовый поход королей против революционной Франции. В письме Екатерине 11 от 1 ноября 1791г. Бёрк напоминает ей о ее благосклонном отзыве на “Размышления” и выражает надежду, что она объявит войну революционной Франции и тем подаст убедительный пример другим европейским монархам. “Вооруженное вмешательство России (во Французские дела –К.Р.) защитит Мир от Варварства и Краха”, заключает Бёрк свое послание.
По мысли Бёрка, не может быть мира с теми, кто угрожает самому существованию христианской цивилизации. Его жесткость по отношению к противнику, призывы разгромить его в самом логове, а не ждать, пока “сия зараза” перекинется на соседние страны, ни в коем случае не идти с революционной Францией ни на какие переговоры, а, тем более, союзы – такова позиция Бёрка, абсолютно непонятая современниками, воспитанными на идеях Просвещения, непредставимая в условиях ХУШ века. Несмотря на все доводы Бёрка и предпринятые им усилия, Англия в 1796 г. все же заключила мир с Францией. А в 1797 г. генерал Наполеон уже обсуждал с Томасом Пейном в Париже план нападения на Англию и даже предполагал поставить Пейна во главе Английской республики. Так что опасения Бёрка были вполне оправданы.
Бёрк всегда предпочитал максимально обезопасить свою страну, да и, по возможности, весь мир. Его убеждением было: “ Когда горит дом соседа, не худо полить водой и свой собственный. Лучше оказаться предметом насмешек из-за чрезмерной осторожности, нежели разориться из-за чрезмерной уверенности в своей безопасности” (с.71).Не могу удержаться от комментария: в сходных ситуациях не боится насмешек и даже обвинений в трусости и слабости Президент России В.В. Путин.
По мысли Бёрка, война с революционной Францией – это “крестовый поход”,“религиозная война”, и вести ее следует не только за рубежом, но и применять репрессии в собственной стране, в Англии. Он предвидит возможность революционного мятежа в Англии и уже в середине 1791 г. намечает превентивные меры: судьи “должны открыто контролировать распространение изменнических книг, деятельность раскольнических союзов и всяческие связи, переписку или общение с порочными или опасными людьми из других стран. И вновь Бёрк “впереди планеты всей” и никем не понят. А в Англии, между тем, зреет революционный переворот. Это – одна из малоизвестных страниц английской истории, потому задержимся здесь немного подробнее, тем более что – интереснейшее обстоятельство! - возникают удивительные ассоциации с событиями, которые произойдут в России в 1905 и 1917 гг.
В конце 1791 и в 1792 гг., в Англии возникают “Корреспондентские общества”, цель которых вполне революционная – свергнуть короля и его правительство, установить республиканское правление. Под влиянием “Корреспондентских обществ” оказались Лондон и промышленные районы Англии, Шотландия и Ирландия. Исключительное влияние приобрела в Англии книга бывшего друга Бёрка, Томаса Пейна, “Права человека (1791-1792) – резкая отповедь “Размышлениям” и восторженный гимн Французской революции. Корреспондентские общества” распространяли ее повсеместно. В декабре 1792 г. состоялся заочный судебный процесс над Пейном, который к тому времени был избран членом Национального собрания Франции и отбыл в Париж. В своей речи Генеральный прокурор заявил, что книга Пейна “была возвещена миру во всех возможных формах и всеми возможными способами, ее распространяли среди людей всех категорий; даже конфеты детям заворачивали в листы из этой книги”. Генеральный прокурор нарисовал впечатляющую картину этой лавины брошюр и прокламаций, которая так неожиданно обрушилась на страну: “Как же распространялись эти недостойные бумаги? Мы все это знаем. Их забрасывали в наши экипажи на каждой улице; они встречались нам на каждой заставе (здесь взимались подорожные сборы.– К.Р.); и они лежат во внутренних двориках всех наших домов”. Пейна объявили вне закона, а книгу надлежало сжечь.
Но. . . Англия -- свободная страна, выдержки из этой книги в виде брошюр, листовок и прокламаций продолжали свободно печатать. И “зараза” благополучно расползалась. Из искорки в 1790 г., которую безуспешно пытался загасить Бёрк, она превратилась в бушующее пламя, которое едва не поставило Англию на грань национальной катастрофы. 12 мая 1794 г. король Георг Ш, под сильным влиянием Э. Бёрка, обратился с посланием к парламенту о том, что в стране ведется противоправительственная агитация. В этот же день началась волна арестов, в частности и среди руководителей Лондонского корреспондентского общества. Всем было предъявлено обвинение в государственной измене. В обвинительном заключении говорилось, что подсудимые “готовили созыв конвента, и на встречу должны были собраться люди из разных мест нашего королевства с целью. . . разрушить и изменить законодательные учреждения, правление и правительство. . . и низложить Короля. . . И чтобы осуществить свою наиподлейшую измену. . . они добывали и запасали ружья, мушкеты, пики и топоры, чтобы начать и вести войну, восстание и мятеж против Короля”. Однако независимый английский суд счел обвинения недоказанными (оружия же еще в ход не пустили!) и все арестованные были освобождены. Результат не замедлил сказаться.
“Корреспондентские общества” продолжали агитацию и распространяли трактат “Права человека” Пейна, а также прокламации с выдержками из этого сочинения. Способы распространения книги приобретали порой неожиданные формы. До нас дошло свидетельство английской писательницы Ханны Мор: “сторонники мятежа, безбожия и порока дошли уже до того, что грузят на ослов свои вредоносные памфлеты и разбрасывают их не только в хижинах и вдоль больших дорог, но даже и в шахтах и в рудниках”. Характерно наблюдение одного из современников в 1797 г.: “наши крестьяне читают теперь “Права человека” и в горах, и на болотах, и по обочинам дорог”. Столь же энергично действовали “Корреспондентские общества” в Ирландии и Шотландии, где под их влиянием вспыхнули мятежи.
“Корреспондентские общества” повели усиленную пропаганду в воинских частях и на кораблях. Еще в 1792-95 гг. под их влиянием заколебались отдельные слои армии и милиции, а в 1797 г. вспыхнуло грандиозное восстание во флоте. Над целыми эскадрами английских военных кораблей и над отдельными судами взвились красные флаги. Обычно они поднимались как сигнал к бою, теперь они звали к революции. Впервые в Британии – и на море, и на суше, -- повстанцы формировали свои органы власти на основе “всеобщего избирательного права”. Во главе “Центрального Комитета” (Central Committee) встал бывший учитель, матрос Ричард Паркер. В официальных бумагах повстанцев его пост именовался “Президент Флота”. Между собой восставшие называли Паркера “красным адмиралом”. Под его руководством началась блокада Темзы. Эдмунд Бёрк пришел в отчаяние: “Видеть самую Темзу нагло блокированной бунтующим английским флотом –такое не может привидеться и в кошмарнейшем сне!”.
В результате этого мятежа сложилась опаснейшая для обороны страны ситуация: был оголен весь восточный берег. В случае выступления союзного французам голландского флота против Англии власти не могли бы оказать ему необходимого сопротивления. Английское правительство было вынуждено обратиться за помощью к российскому послу С.Р.Воронцову, которому была подчинена гостившая в Англии русская эскадра адмирала М.К. Макарова. С.Р.Воронцов отдал распоряжение выполнить эту просьбу, и русские суда приняли участие в охране государственной границы Англии.
На сей раз власти приняли радикальные меры, в духе увещеваний Эдмунда Бёрка: на основе решений военных судов руководители восстания были приговорены к смертной казни, жестоким наказаниям подверглись другие участники. Только к 1799 году правительству удалось вернуть стране относительную стабильность. И далее Англия продвигалась к статусу современного демократического государства путем реформ, а не революций , подобных французской. Несомненно, что в таком повороте английской истории, среди многих других причин, сказалось и определенное влияние Эдмунда Бёрка.
Обратимся теперь к высказываниям Бёрка из серии “вечных”, которые всегда современны. Его проницательность превосходит всякое воображение. Вот одно из его предвидений на века вперед, точное, дальновидное и. . . весьма отрезвляющее. Истоки общественных катаклизмов Бёрк видит в человеческих пороках. “История состоит, – утверждает Бёрк, – в большой мере из бедствий, которые навлекают на мир гордость, тщеславие, жадность, мстительность, сластолюбие, неуправляемые страсти и вся череда инстинктивных влечений. . .”. Они сотрясают жизни народов и отдельных людей. Эти пороки, по Бёрку, “являются причинами бурь, а религия, нравы, прерогативы, привилегии, свободы, права человека – это предлоги. И эти предлоги всегда предстают в облачении некоего истинного блага. Но разве люди были бы спасены от тирании и бунтарства, если бы удалось вырвать из их душ те принципы, к которым апеллируют эти обманные предлоги? Если бы это удалось, то в человеческом сердце было бы искоренено все, что есть в нем самого высокого. Мудрый применит лекарство к порокам, а не к именам, к причинам зла, являющимися неизменными, а не к случайным орудиям, коими они пользуются”. (Отмечу в скобках: М.Б. Ходорковскому следовало бы с особым вниманием отнестись к этому суждению мудреца Бёрка. –К.Р.)
И в назидание нам, его потомкам: “ Редко два века имеют сходные моды на предлоги. Зло всегда изобретательно. Покуда вы обсуждаете моду, она успела пройти. Тот же самый порок приобретает новую форму. Дух его переселяется в новое тело, отнюдь не меняя принципа с изменением наружности, он предстает в ином обличьи и действует со свежим пылом юности” (с. 176-177).
В общем, Бёрк учит нас трезво смотреть на вещи и не надеяться, что очередная победа над злом – ранее в виде нацизма, затем коммунизма, а сегодня – исламского фундаментализма – остановит очередную грозную опасность, пока еще неопознанную и потому не имеющую названия, некоего нового грозного “изма”. Но это чудище зреет как неотвратимое следствие кипения человеческих страстей. Главная задача, первейшая обязанность Политика – разглядеть и уничтожить его, пока оно еще в зародыше или в колыбели: “Несомненно, естественное развитие страстей от простительной слабости до порока должно быть предотвращено бдительным оком и твердой рукой”, - требует Бёрк (с. 230).
А теперь спросим Бёрка: как долго будет длиться война с исламским фундаментализмом? Вот его ответ, обращенный к нам через столетия: “Я подчеркиваю и хочу, чтобы на это обратили внимание, речь идет о долгой войне (курсив Бёрк а – К.Р.), ибо без такой войны, как показывает нам опыт истории, никакую опасную силу нельзя ни обуздать, ни образумить” (Первое “Письмо о мире с цареубийцами”, 1796).
Можно обратиться к Бёрку, узнать его суждение и по такому совершенно конкретному поводу. И.о.генпрокурора России В.Устинов предложил брать в заложники родственников террористов. Как следует отнестись к такого рода новации? Ведь на слух цивилизованного человека она абсолютно, однозначно нетерпима. Речь же идет о невинных людях! А что Бёрк? Вот его позиция: “Правила цивилизованной войны соблюдаться не будут, и французы, уже отказавшиеся от этих правил, не должны надеяться, что те будут соблюдаться противником. Они. . . не должны ждать милости. Вся война, если она не выльется в открытые сражения, уподобится массовым расстрелам по приговору военно-полевого суда.. . . Церберы войны -- со всех сторон – будут спущены без намордников. Новая школа убийств, созданная в Париже, поправ все правила и принципы, на которых была воспитана Европа, уничтожит и правила ведения цивилизованной войны, кои более, чем что-либо другое, отличали христианский мир”. Такова политическая реальность, постичь которую возможно лишь через углубленное понимание человеческой природы, -- это еще один конкретный урок, который преподал нам Бёрк. “Нецивилизованные средства в борьбе с исламским терроризмом вполне допустимы,– таково, очевидно, было бы “мнение” Бёрка по поводу предложения В.Устинова.
В каждую эпоху внимательный читатель найдет у Бёрка что-то для себя, чрезвычайно важное и новое. Что же касается политиков-профессионалов, то для них труды Бёрка, как мне видится, – серьезное учебное пособие в области политики и человековедения. Ведь в политике Бёрк – Великий Учитель, а в постижении природы человека он конгениален и Шекспиру, и Достоевскому.
Итак, главная черта Политика это мощь предвидения . Источники, его питающие, -- это интуиция-человековедение ; эрудиция, которая открывает возможность глобального видения политических и общественных проблем; и профессионализм , настоенный на нравственных принципах, которые проявляются как ответственность перед своей семьей, своей страной и человечеством. Эталоном мог бы служить Эдмунд Бёрк. Я полагаю, что он обеспечил себе первое место среди выдающихся Политиков нового времени потому, что ни один из них не может сравниться с Бёрком по дальности предвидения, на века вперед.
Очевидно, что Политики, сопоставимые с Бёрком, явление редчайшее, весьма “штучное”. В моем представлении, в ряду Политиков ХХ в.,-- если составлять этот список согласно времени их деятельности, -- стоят Пётр Аркадьевич Столыпин, Франклин Делано Рузвельт, Уинстон Черчилль, Андрей Сахаров, Рональд Рейган, Маргарет Тэтчер и, конечно же, другие. Об уточнении этого списка позаботится История. Думаю, что в ряду Политиков ХХ1 века, если его составлять по идентичному временному” принципу, первым также может быть назван российский Политик Владимир Владимирович Путин.
Эдмунд Берк (1729 – 1797) родился в Дублине в британизированной ирландской семье. Отец его был адвокатом и принадлежал к государственной (англиканской) церкви, хотя и воспитывался как католик. Мать Берка была католичкой. Сан он также воспитывался как прихожанин англиканской церкви, хотя самим процессом его обучения руководил учитель – католик. В 1744 г. Берк поступил в знаменитый Тринити – колледж, по окончании которого в 1748 г. получил степень бакалавра. В 1750 г. он отправляется в Лондон для приобретения права на адвокатскую практику, но не получает его. После этого Берк целиком посвящает себя политической и публицистической деятельности. В 1756 г. он публикует свои первые литературные труды, выраженные в духе философии Просвещения – «Защита естественного общества» и «Философское исследование наших идей о высоком и прекрасном» .
Одновременно развивается и его политическая карьера. В 1759 г. онпоступает серетарем к Уильяму Джеральду Гамильтону (1729 – 1796), который в 1761 г. стал главным секретарем при Галифаксе, лорде – лейтенанте Ирландии. Порвав с Гамильтоном в 1756 г., Берк стал личным секретарем маркиза Рокинхэма (1730 – 1782), назначенного Первым Лордом Казначейства (т.е. министром финансов). Благодаря связям в высших кругах, Берк в 1766 г. избирается в парламент от округа Уиндовер. Впоследствии он примкнул к партии вигов (либералы), находившейся у власти с июня 1766 г. по июль 1767 г., а затем последовал вместе с ней в оппозицию. В 1769 – 1770 гг. он публикует два политических памфлета о текущих разногласиях. В 1770 г. Берка избрали представителем от штата Нью – Йорк в Лондоне. В результате же выборов 1774 г. он стал членом парламента от Бристоля и в это же время сформулировал принцип, в соответствии с которым парламентарий изменяет свои избирателям, если жертвует собственным суждением ради их поддержки. В 1774 г. он вступает в союз с Чарльзом Джеймсом Фоксом, вместе с которым возглавляет жесткую оппозицию главе королевской администрации в Америке лорду Норту. Он выступает с целым рядом речей, требующих от властей более гибкой и мягкой политики в отношении колоний.
Однако смерть лорда Рокинхэма в 1782 г. стала тяжелым ударом для Берка и затруднила реализацию его планов. После триумфа лидера тори (консерваторов) на парламентских выборах 1784 г. Берк оказался в оппозиции и постепенно утратил свою популярность. Когда в 1788 г. в период правительственного кризиса новый лидер вигов Фокс не включил Фокса в сформированный им кабинет, это означало конец его политической карьеры.
После этого Берк всецело отдается писательскому ремеслу и в течение первой половины 1790 г. пишет свои знаменитые «Размышления о революции во Франции». К написанию книги его побудило выступление англиканского проповедника, доктора Ричарда Прайса, в честь столетнего юбилея Славной революции. В этой речи Прайс, заявив о своей приверженности теории «естественных прав человека» и принципам «свободы, равенства и братства» , фактически восславил совершавшуюся на его глазах Великую французскую революцию и призвал британцев последовать французскому примеру. Как умеренный либерал и конституционалист, Берк резко выступил против столь радикальных и разрушительных, по его мнению, призывов.
Книга пользовалась огромным успехом, хотя он и пришел не сразу. Ее читали не только в Великобритании, но и на континенте. В 1790 г. она была переведена на французский и в 1793 г. – на немецкий язык. Книга вызвала много печатных откликов, из которых наиболее известны «Права человека» (1791) Т.Пейна , «Защита прав человека» (1780) М.Уолстонкрафт и «Vindiciae Gallicae” (1791) Дж.Макинтоша .
Вместе с тем выступления Берка и его труды о Великой Французской революции ухудшили его отношения с Фоксом и привели к окончательному разрыву с парламентом. Берк стал “политиком без партии”, но развитие революции во Франции в соотвествии с предсказанными им направлениями чрезвычайно повысили его репутацию среди обладателей собственности и в британских консервативных кругах. Свое благоросположения выразил Берку и король. В оставшиеся годы его мысли были заняты главным образом делами Франции и Ирландии. Его последние произведения, особенно “Письмо благородному лорду” (1796) и “Письма о цареубийственном мире” содержат в себе немало образцов блестящего политического красноречия. В 1797 г. Берк скончался.
Что касается идейного содержания “Размышлений о революции во Франции” , то это произведение, написанное в первой половине 1790 г. “вдогонку за событиями” содержит в себе весьма ценные наблюдения и обобщения о сущности революции и породивших ее идей. В развернувшейся на его глазах революции мыслителя прежде всего напугали: дух всеобщего радикального обновления; отвержение всех предписанных прав; конфискация собственности; гибель религии, дворянства, семьи, традиций, нации, забвение предков – то есть все то, что противоречило эволюционным воззрениям Берка и на чем, по его убеждению, основывалось духовное здоровье общества. Просвлеживая хронологический ход революции, он все более убеждался в том, что свобода, на которую ссылались ее творцы и приверженцы, дойдя до крайности, превратилась в анархическое и разрушительное начало. В отличие от якобинцев (идейных наследников Вольтера и Руссо), по поводу идей которых мыслитель иронизирует, Берк истолковывает свободу не как вседозволенность, но как систему гарантированных прав личности, требующую от человека определенного самоограничения: «Я представляю свободу как социальное освобождение. Это означает такой порядок вещей, при котором свобода сохраняется благодаря ограничению; это состояние, при котором ни один человек, ни человеческое сообщество, ни просто множество людей не может нарушить права личности… Вы можете свергнуть монархию, но не получить свободы».
Однако тревожное развитие событий в течение 1790 г., а также восхищение, выраженное им премьер – министрами Фоксом и Питтом, заставили Берка открыто заявить о его контрреволюционных убеждениях. В опубликованном отчете о выступлении Берка в парламенте говорится о том, что его беспокоит рост числа «революционно и нигилистически настроенных людей в самой Англии». Следует признать, что опасения мыслителя в отношении французских событий подтвердились целым рядом последующих «ужасов революции» – сентябрьским побоищем, казнью короля и королевы, воцарением террора.
Помимо публикации предостережений, Берк пытается мобилизовать «контрреволюционное» общественное мнение правящих кругов Европы, заявляя об опасности распространения «якобинской заразы» уже на все ведущие державы континента. Именно в этой связи в его сознании рождается идея альянса европейских монархов с целью преодоления распространения «революционной заразы». Наряду с этим, Берк предъявляет развернутый счет якобинству («вся квинтэссенция моей политики – в антиякобинстве») за его ненависть к «почтенному католичеству» (к которому сам Берк в силу его ирландского происхождения питал скрытые симпатии), а также за тягу к разного рода конфискациям («покушение на священный принцип частной собственности»). В своем уже многократно цитированном нами труде он так обобщает свою позицию: «Мы не последователи Руссо, мы не ученики Вольтера. Гельвеций не имел у нас никакого успеха. Атеисты не являются нашими проповедниками, а сумасшедшие – нашими законодателями».
Берк отрицает саму идею рационального реформирования общества на основе проектов в духе философии Просвещения, полагая, что существующие порядки и устои установлены Богом, органичны (то есть подобны по своей сути живому организму) и в принципе не подлежат изменению: «Мы знаем, что не сделаем никаких открытий, и думаем, что нет никакой необходимости в каких – либо открытиях в морали, немного нужно открытий в великих принципах государственного устройства, и в сфере идей – о свободе, которые были поняты до того, как мы родились». В споре с французским рационализмом Берк выдвигает в качестве основы социальной жизни и «здорового философствования» верность предрассудкам, которые рождаются в обществе и играют важную роль в жизни людей. По Берку, чем древнее предрассудок, тем больше его ценят, ибо своей древностью он доказывает свою жизненную необходимость. Корни предрассудков – в реальной, а не в отвлеченно – философской заботе о человеке, который должен жить и работать в соответствии со своим ограниченным запасом разума. Предрассудок – готовая форма реакции в чрезвычайных обстоятельствах; он ориентирует человека в сторону мудрости и добродетели, и помогает ему преодолеть сомнения, колебания и скепсис.
Рассуждая таким образом, он противопоставляет опыт Английской революции и послереволюционное английское политическое устройство французским, считая необходимым спасти традиции и порядки своей родины от тотального разрушения. По его мнению, недостатки дореволюционного французского «старого режима» вовсе не требовали «революционной ломки» и могли быть устранены эволюционным путем. Не в революционности, но в опоре на традиционные устои видит Берк гарантию всякой подлинной свободы, закладывая тем самым основы идеологии либерального консерватизма: «Мы в Англии еще не полностью распотрошили наши национальные внутренности, мы все еще ощущаем, ценим и культивируем эти унаследованные от родителей чувства, которые являются для нас полными веры стражами, активными наставниками в наших обязанностях, действительными защитниками всех либеральных и гуманных моральных норм… Мы боимся Бога; мы смотрим с благоговением вверх на короля; с заинтересованностью – на парламентариев; с чувством долга – на магистратов; с почтением – на священников; и с уважением – на аристократию».
Значение идейно – политического наследия Берка, долгое время замалчиваемого в нашей стране, поистине огромно. Если в относительно стабильной Британии 18 – 19 вв. Берк казался лишь мрачным прорицателем, то в ощущающей угрозу революции Европе его идеи воспринимались иначе. Так, например, немецкий переводчик «Размышлений» Фридрих фон Гертц (1768 – 1832) был личным советником канцера Меттерниха и участником Венского конгресса, на котором был учрежден «священный союз» трех императоров с целью подавления революции в Европе. Контрреволюционные произведения Берка, также, как сочинения де Местра и де Бональда, воодушевляли лидеров и пропагандистов Священного союза .
